В Украине продолжается скандал вокруг качества подготовки мобилизованных и добровольцев перед отправкой на фронт. 13 марта командир батальона 46-й отдельной аэромобильной бригады ВСУ Анатолий Козел (позывной "Купол") в интервью газете Washington Post раскритиковал качество подготовки новобранцев, которых отправляют на передовую. Эти слова спровоцировали резкую реакцию в руководстве ВСУ, и комбат лишился должности (позже командование сообщило, что Козела перевели на равнозначную должность). После скандала руководство Вооруженных сил Украины решило показать журналистам, как идет подготовка новых бойцов. В таком пресс-туре побывал и корреспондент Настоящего Времени.
Достаточно ли 45 дней на подготовку будущего бойца, с какими проблемами сталкиваются новобранцы и какие тренировки им действительно нужны – об этом мы расспросили ветерана войны и создателя правозащитной организации для раненых украинских военных Маси Найема.
— Мы показали сюжет о подготовке украинских военных. Я сразу скажу, что наш корреспондент был там по приглашению ВСУ, в пресс-туре. Можно ли сказать, что именно так и готовят военных везде? Или все-таки есть проблемы?
— Мы же общаемся с населением, это живые люди, и многие пишут о том, что есть проблемы. Это же не потому, что они идиоты, или с ними что-то происходит, или они специально это пишут. Значит, есть, скорее всего, проблема, она, думаю, точечно есть в войсках. Насколько проводится сейчас [подготовка] лучше по сравнению с тем, что было, например, в 2016 году, или в 2015 году, когда я воевал? Мне кажется, проводится лучше. Мы занимались не теми вещами, чем потом приходилось заниматься на войне. В 2015 году, например, мы учили рейд. Какой рейд? (Рейд или рейдовые действия – стремительное передвижение по маршруту и нанесение внезапных ударов по объекту противника – НВ.) Зачем мы его учили в 2015 году? Если даже задач таких не ставилось и в плане даже такого не было. В этот раз [во время подготовки к отправке на фронт] мы учились штурмовать и ходить в разведку в тыл врага – и мы выполняли эти задачи.
Мне кажется, сейчас, может быть, в большинстве родов войск есть достаточно хорошее системное обучение. Достаточно ли оно идеальное? Нет, оно не идеальное. Можно ли его улучшить, есть ли места, где нехорошо обучают или недостаточно хорошо обучают? Очевидно, что есть. Насколько это системная проблема? Я думаю, что не могу иметь какой-то информации по всей Украине. Я, честно скажу, раз пять-шесть видел и знаю информацию от ребят, которые имели проблемы с обучением – не понимали, почему их не обучали, а потом ставили задачи быть "на передке". Один из них – непосредственно мой сотрудник, из юридической компании "Миллер", который сейчас оказался на войне. И я очень сильно хотел, чтобы он выжил.
— ВСУ официально говорят, что подготовка идет 37-45 дней в зависимости от военной специальности. Этого достаточно? Или здесь вопрос не в сроках, а в качестве?
— Мы учим сейчас не многостаночников: не то чтобы человек пришел и умел и на танке ездить, и артиллерией стрелять, и пойти в разведку и так далее. Если понимать, какой род войск, для чего мы учим – 35-40 дней, в принципе, хватает для того, чтобы свою узкую задачу он выполнил. Например, когда мы учились в 2015 году, нас учили, по-моему, два с половиной месяца или три. Это был такой бред! Мы два месяца сидели и переписывали тексты с доски, которые вывешивали на проекторе, – это был такой маразм. Представляете, 90 человек умных, здоровых, старше 32 лет, – и они сидят и переписывают. Два месяца мы этим занимались. Какой маразм! Сейчас я этого не видел. Я понимаю, что сейчас практически все навыки мы учим. То, что касалось топографии или умения арту настраивать и так далее, – это требует не одного и не двух дней, чтобы делать очень хорошо. Но для того, чтобы понимать азы, в принципе, достаточно. Да, это не идеально. Но в условиях полномасштабного вторжения и того, что надо очень быстро готовить бойцов, чтобы они туда шли, – 35-40 дней.
— Сейчас украинские военные проходят в том числе обучение за рубежом. Насколько я знаю, в том числе, например, в Чехии. Насколько обучение за рубежом действительно помогает?
— Обучение за рубежом обычно проводится для того, чтобы научить ребят пользоваться тем или иным конкретным вооружением или БПЛА и так далее. Оно эффективно, потому что ребята, которые дают нам эти борты или то или иное оборудование, прекрасно понимают, что от качества обучения зависит долголетие, использование этих средств. Из тех ребят, которых я встречал потом и видел на боевых, – да, достаточно качественная история. Они понимают и уже имеют практический опыт использования этих средств, поэтому в целом я вижу, что оно достаточно эффективно.
— [Отвечая на вопрос о качестве подготовки,] вы говорили о своем опыте, об опыте своих знакомых. Я бы хотел на этом остановиться: а что они говорят? Что, по их мнению, по вашему личному мнению, нужно улучшить непосредственно в этот период, пока идет обучение?
— Понимаете, если бы нас с вами учили металлургическому делу, мы бы не знали, как нас научить так, чтобы мы не умерли на этом заводе. Поэтому ребята не знают, как улучшить это. Но они понимают, что, очевидно, у них не хватает, например, знаний о том, как выжить во время артобстрела, кто-то не умеет окапываться, кто-то не умеет элементарно стрелять, кто-то не умеет пользоваться приборами ночного видения ночью. Для того чтобы иметь эти навыки, нужно тренироваться. Чтобы штурмовать – это вообще отдельная история. Чтобы ходить в разведку – это другая история. То есть для этих всех задач нужно иметь не только теоретические, но и практические навыки. И лично я понимаю по подразделению, о котором я говорю, что их, скорее всего, будут кидать стоять в обороне. Я не думаю, что они пойдут на штурм. Но если такая задача будет стоять, я понимаю, что будут большие, скорее всего, потери, не дай бог.
Поэтому в этой части, конечно, не хватает того, чтобы ребятам объяснили, показали и дали хотя бы какой-то период времени, дали возможность практически натренировать свой опыт. В этой системе координат я думаю, что, может быть, был бы успех, если бы тех ребят, которые ранены, меня – отправьте, пожалуйста, учить этих ребят, мы же можем. Мы знаем, как им рассказать, толково рассказать такое, что дало бы им выжить. Я сейчас могу в деталях рассказать, чего не нужно делать на войне, чтобы не подорваться на мине. Почему – [потому что] у меня есть этот опыт.
