Взрывы и обстрелы, работа ПВО, военные на улицах – жители Белгородской области с начала полномасштабного вторжения России в Украину ощущают на себе, что рядом идет война, которую российские власти требуют называть "спецоперацией". Но на этой неделе даже по местным меркам ситуация стала серьезнее: 22 мая в несколько населенных пунктов возле границы вошли диверсанты (ответственность взяли на себя легион "Свобода России" и "Русский добровольческий корпус" – подразделения добровольцев, которые заявляют, что подчиняются ВСУ, но в Россию вошли без приказа, по собственной инициативе). В области на сутки ввели режим КТО – контртеррористической операции, а 23 мая регион атаковали беспилотники (тоже не в первый раз). Губернатор области Вячеслав Гладков рассказал о двух погибших (мужчине, умершем от ран, и пожилой женщине, которая скончалась во время эвакуации) и более чем десятке раненых.
Потрясли ли эти события жителей Белгородской области, что они думают о действиях властей по обеспечению безопасности, как война изменила их жизни и отношение к "спецоперации". Об этом корреспондентка Настоящего Времени поговорила с горожанами и журналистами.
"Меня учили правилу двух стен мои знакомые из Украины"
"Когда война только началась, нельзя было выйти в город и не увидеть "зетку" или "вэшку". Сейчас это в основном на военной технике осталось. Осенью, после того как началось контрнаступление ВСУ на Харьков и объявили мобилизацию, я пару раз видела на машинах следы содранных наклеек или скотча в виде буквы Z. Прямо четкий силуэт оставался, – рассказывает жительница Белгорода Светлана (имя изменено по просьбе героини). – В моем окружении все с самого начала против войны и считают, что это не нужно было начинать".
Уровень поддержки "спецоперации" в Белгородской области, по словам Светланы, варьирует в зависимости от того, насколько близко регион находится к границе. "Я была в Валуйках, там как-то не особо все это поддерживают", – говорит девушка. От Валуек до украинской границы 15 км.
Светлана рассказывает, как Белгород изменился после начала полномасштабной войны: на улицах видны следы "прилетов", во многих домах окна заклеены скотчем, чтобы их не выбило взрывной волной. "В сам Белгород не так много прилетало, но ты просто знаешь, где это произошло, помнишь, какие были разрушения, помнишь эту картинку. Даже после того, как все отремонтируют, есть ощущение, что что-то здесь не то. Совсем маленькие разрушения иногда не убирают. Зимой, кажется, был прилет недалеко от железнодорожного вокзала, там разлетелись осколки, и на домах остались небольшие выбоины. Если ты знаешь, где они, то их можно увидеть".
В ночь на 3 июля 2022 года года в центре Белгорода произошел взрыв. Четыре человека погибли, еще четверо получили ранения. Были повреждены 21 многоквартирный и 40 частных жилых домов, пять из них разрушены полностью. По официальной версии российских властей, третьего июля Белгород обстреляли ВСУ: "Был совершен преднамеренный удар баллистическими ракетами "Точка-У" с кассетными боеприпасами". Средства ПВО уничтожили все три ракеты в воздухе, однако обломки одной из них упали на жилой дом в городе.
"Там сейчас строят детский садик. Все огорожено, есть план проекта. Но ты помнишь, что тут раньше были жилые дома – и от этого становится грустно", – рассказывает Светлана.
На вопрос о том, как обстоят дела с укрытиями на случай обстрелов, Светлана отвечает: "Их просто нет". По ее словам, укрытиями в Белгороде называют обычные подвалы, которые к тому же все время заперты. "Они закрыты с первых дней из-за антитеррористических мер. Власти заявляют, что их будут открывать при прилетах и обстрелах, но ни фига. Сколько было обстрелов, их ни разу не открыли. Никогда. На домах есть указатели, где находятся укрытия, в какой квартире лежат от них ключи. Но это не всегда работает. У моей подруги на доме было написано, что ключи от убежища находятся, допустим, в квартире номер десять. А это коммерческое помещение, где никто не живет", – поделилась Светлана. По ее словам, не все подвалы готовы к тому, чтобы там во время обстрелов прятались люди: какие-то затоплены, какие-то завалены мусором.
С обучением белгородцев тому, как вести себя во время "прилетов" и обстрелов, местные власти тоже справляются неважно. Есть карточки и брошюры, которые расклеивают в подъездах и распространяют через рабочие и учебные чаты, на экранах в транспорте показывают короткие видеоинструкции. "Это буквально две карточки и парочка видосов, которые ничего не объясняют. Меня лично учили правилу двух стен, рассказывали, где прятаться при обстрелах и чего нельзя делать, мои знакомые из Украины. Это обалденная история. Они мне лично все это показывали и объясняли, рассказывали, какие дома опасны, потому что при взрыве "складываются". А потом я из своих окон вижу, как на них в Украину летят ракеты. Это очень странно", – признается Светлана.
СМС-оповещения об обстрелах, по словам девушки, приходят уже после того, как все закончилось.
"Все уже супер привыкли к войне. Раньше бесило, что не высыпаешься от звуков ПВО. А сейчас просто не обращаешь внимания. Ну, бахнуло и бахнуло. Ты просто просыпаешься и думаешь: "А, ну проснулся, ну и хрен с ним". Все уже просто ждут, когда это закончится".
"Нас бросили, мы одни на этой приграничной территории"
Журналистка Екатерина Лобановская родом из поселка Красная Яруга Белгородской области. До марта 2022 года она жила и работала в Белгороде. С началом войны находиться в приграничном городе ей стало тяжело морально: "Слышать, как стреляют в сторону Харькова, видеть все эти буквы Z, вертолеты – это все не давало покоя и сводило с ума". Кроме того, Екатерина опасалась, что у нее могут возникнуть проблемы из-за ее работы, поэтому весной 2022 года уехала из России в командировку и решила обратно не возвращаться.
Сейчас Екатерина ведет телеграм-канал со списком мирных жителей, погибших на территории Белгородской области с начала войны. Ей кажется важным установить их имена. "Гладков публикует нейтральные сообщения о погибших, например: "В таком-то районе погибла бабушка". А у бабушки есть имя, фамилия, и за этим именем стоит какая-то судьба. Я решила, что буду находить этих людей, рассказывать о них и таким образом помогу своей области", – рассказывает Лобановская.
Ее инициатива нашла отклик среди местных жителей: они стали помогать Екатерине восстанавливать имена погибших, присылать информацию, контакты родственников или знакомых этих людей. "Люди, которые присылали мне информацию, зачастую верили в СВО и не были оппозиционно настроены к власти. Но они тоже понимали важность и нужность того, чтобы погибшие люди не оставались безымянными жертвами", – говорит журналистка.
Однажды ей написала местная жительница и поблагодарила за то, что Екатерина находит и публикует имена погибших. "Сказала: "Спасибо, нужно говорить о том, кого убили ВСУ". Я после этого молча "слилась" с диалога. Может, это неправильно, но я не считаю, что таким людям нужно что-то доказывать. Во-первых, они не знают, от какого именно снаряда погиб человек. Во-вторых, до 24 февраля в Белгородской области так-то никто не погибал. Может быть, дело далеко не в ВСУ? Но мне кажется, что пытаться переубедить в этом случае – бессмысленная трата сил", – признается журналистка.
По подсчетам Лобановской, официальные данные о погибших и раненых, которые регулярно сообщает губернатор области Вячеслав Гладков, реальны. "Если бы погибало больше людей, это все равно как-то всплыло бы. В декабре под обстрел попала птицефабрика в Белгородском районе, там погиб рабочий, житель Тамбова. Я так и не смогла найти имя этого мужчины. В комментариях в разных местных пабликах люди писали, что на самом деле погибших было больше, чуть ли не 15 человек. Но если это правда, это все равно рано или поздно всплывет. У каждого погибшего есть хотя бы десять знакомых, кто-то из них обязательно бы написал о произошедшем", – рассуждает Лобановская. По ее мнению, называя реальное количество пострадавших и убитых, губернатор Гладков пресекает распространение тревожных слухов, что выгодно ему самому.
В мае 2022 года Гладков пообещал помощь семьям погибших при обстрелах мирных жителей: он заявил, что им будут выплачивать по 3 миллиона рублей, а раненым – по 500 тысяч. В апреле 2023 года также объявили о том, что Белгородская область получит 800 миллионов рублей на выплату компенсаций предприятиям, пострадавшим от обстрелов.
По словам Екатерины Лобановской, в соцсетях можно встретить комментарии и сообщения от белгородцев о том, что местные власти помогли им, например, с организацией похорон погибших. "Некоторые имена я нахожу через "ВКонтакте". Иногда родственники или близкие убитых пишут в постах или в комментариях что-то вроде: "Спасибо нашей администрации, что помогла в организации похорон". Так что, думаю, часть своих обязательств по помощи пострадавшим администрация выполняет", – рассказывает журналистка.
По ее наблюдениям, вопрос эвакуации остается более запутанным: "Одно дело погибшие и раненые, а другое – люди, которые просто живут на границе. Не совсем понятно, пытаются ли их эвакуировать".
Днем 23 мая губернатор Гладков сообщил, что "оперативная группа во главе с начальником управления региональной безопасности Евгением Воробьевым вывозила мирных жителей из Глотово и Козинки". Всего, по словам Гладкова, было вывезено около 100 человек.
Тем не менее, в управлении МЧС по Белгородской области заявили, что эвакуация в регионе "не объявлялась и не производится". "Когда в белгородских пабликах начали публиковать видео колонн пустых автобусов, многие стали писать, что это эвакуация. А тут МЧС говорит: "Нет, это не эвакуация". Мы общались с жителем Грайворона, он был в шоке, стрессе, кричал: "Я пытаюсь выехать из Грайворона, но не могу, все таксисты заняты, никто не может помочь". Поэтому в этом плане помощи от правительства, как мне кажется, недостаточно. Нет отработанного алгоритма, как в такой ситуации эвакуировать местное население. Был сумбур, непонятица", – рассказала Екатерина Лобановская.
В ноябре глава региона Вячеслав Гладков сообщал, что 56 жителей Белгородской области временно эвакуировали в Тульскую область и разместили в ПВР. Многие, по словам Екатерины Лобановской, уезжают из региона самостоятельно на небольшой период, пока ситуация не станет спокойнее. "Мои друзья, например, уезжали, когда началась мобилизация и когда было наступление ВСУ на Харьковском направлении и участились обстрелы. Но большинство потом вернулось обратно в Белгород".
У Екатерины в Белгороде остается много друзей и знакомых. По разговорам с ними она понимает, что город после начала полномасштабной войны сильно изменился – хотя это может быть незаметно на первый взгляд. "Судя по сторис моих знакомых, жизнь в городе продолжается. Но недавно я говорила с двумя своими друзьями, и они не сговариваясь сказали мне примерно одно и то же: город стал каким-то безрадостным, серым, хоть Гладков и засадил его тюльпанами за миллионы рублей. До войны Белгород был солнечным, там кипела жизнь, всегда был какой-то движ. У нас даже было выражение, что Белгород – это город добра и благополучия. В нем всегда было спокойно и уютно. По словам моих знакомых, это спокойствие, уют и ощущение, что ты живешь в городе добра и благополучия, потерялось. Из-за этого город, который всегда казался зеленым, ярким и солнечным, для многих белгородцев стал серым".
У местных жителей накопилась усталость от происходящего вокруг и обида на остальную Россию. "Это такое непонимание и чувство одиночества: "Нас бросили, мы одни на этой приграничной территории". И это раздражение хорошо ощущается. Я по работе часто читаю комментарии в соцсетях, и даже под какими-то новостями в духе "В Петербурге с размахом отметили последний звонок", бывает, встретишь комментарий белгородца, который говорит: "Ребята, а ничего, что мы тут под обстрелами? Остальной России, получается, все равно?" У белгородцев очень болит в этом месте", – говорит журналистка.
"Происходит тотальная шиза, вплоть до того, что люди жалуются на желто-синие бордюры"
Белгородский журналист Никита Пармёнов вспоминает, как 24 февраля 2022 года проснулся от того, что началась война: "Еще не рассвело, но в моей квартире было светло, потому что из окна было видно зарево на границе". Для многих жителей региона война стала шоком, говорит он. Между жителями Белгорода и Харькова всегда были крепкие связи: россияне и украинцы дружили, ездили друг к другу в гости, создавали семьи. Сам Никита легко понимает украинский язык, хотя никогда его специально не учил. "Первые месяцы у людей был тотальный шок. А потом, как это обычно происходит, все привыкли к тому, что идет война", – говорит Пармёнов.
По его наблюдениям, боевые действия игнорируют в основном те, кого беда не коснулась лично. "Жители приграничных сел намного раньше почувствовали, что вообще происходит и где они находятся. А в Белгороде власти до последнего пытались как-то отвлечь народ. В прошлом году весной чуть ли не каждую неделю проводили какой-то фестиваль: то у нас там река в цвету, то Белгород в цвету, фестиваль ландшафтного дизайна и так далее. Это был какой-то пир во время чумы: в 70 километрах русские и украинцы друг друга убивают, а в Белгороде фестиваль и все хорошо", – вспоминает Никита Пармёнов.
Из-за любви к фестивалям местные жители даже прозвали губернатора Гладкова "Слава Фестиваль".
Но начавшиеся в сентябре мобилизация и контрнаступление ВСУ напомнили жителям региона о том, что совсем рядом война. "Люди начали понимать. Тогда и началась вся эта история о том, что Белгород – прифронтовой город, Белгород – осажденная крепость и так далее", – рассказывает Пармёнов. Тогда же многие стали уезжать из региона, но в основном возвращались обратно. Даже жители приграничных населенных пунктов, которые уезжали, чтобы переждать тяжелые обстрелы в Белгороде или других городах, часто возвращаются обратно.
Рационально осмыслить происходящее многим людям мешают страх и ненависть, считает Никита Пармёнов. "Мы по работе подписаны на десятки, если не сотни, чатов. Это в том числе чаты приграничных населенных пунктов. Лично я не вижу там ничего, кроме ненависти с обеих сторон. Украинцы радуются, когда что-то взрывается в России и кто-то умирает. Требуют насиловать женщин, убивать людей. То же самое происходит и с российской стороны. Как мне кажется, все это примерно в равных долях. Люди просто ненавидят друг друга, хотя восемь лет назад прекрасно жили, ездили друг к другу в гости, крестили вместе детей и так далее".
На психике людей, которые живут в Белгороде и области, война тоже оставила глубокий отпечаток. По словам Пармёнова, в регионе все "постоянно на нервах", процветает паранойя и шпиономания. "Происходит какая-то тотальная шиза, вплоть до того, что люди жалуются на желто-синие бордюры. Пишут заявления в полицию, пишут на странице губернатора. Недавно совет одного из домов в Белгороде призывал не кормить голубей, потому что они летят из харьковских биолабораторий", – рассказывает Пармёнов.
Весной 2022 года репортаж из Белгорода делали журналисты изданий "Медуза" и "7х7". По нему хорошо видно отношение местных жителей к чужакам: у одного из репортеров спрашивали паспорт, чтобы убедиться, что он не из Украины.
"Многие же просто смирились с тем, что не могут ничего изменить. Говорят: "Если в мой дом попадет ракета и убьет меня – то такая судьба". Думаю, люди понимают свою беспомощность, что они не могут повлиять на ситуацию или уехать. Вот и живут так. Сегодня бомба не упала на мой дом – хорошо, если завтра упадет, значит, такая у меня судьба", – делится Никита Пармёнов своими наблюдениями.
О мерах безопасности в Белгороде и области он отзывается скептически. Система СМС-оповещений не работает: сообщения часто приходят уже после того, как обстрел завершился. В бомбоубежища люди попасть не могут, потому что они все время заперты.
"Бомбоубежища – это сплошная фикция. Мне кажется, это просто сделано для галочки. Если, предположим, будет бомбардировка Белгорода с самолетов, то эти убежища никого не спасут, потому что они банально закрыты. Власти создали эти укрытия, нарисовали на домах указатели, но на всех укрытиях висят замки и бумажка: "Ключ лежит в квартире такой-то у Людмилы Ивановны". Или в ТСЖ. На данный момент я не знаю ни одного факта, чтобы люди смогли попасть в убежище при обстреле. Да и потом, думаю, когда тебе на голову сыплются бомбы или ракеты, ты не пойдешь в восьмую квартиру искать ключи. Ты будешь искать, где укрыться, побежишь в ванную, например", – рассуждает Пармёнов.
При этом в Белгороде есть карта укрытий, на которую нанесено около 800 объектов. "Есть смешные случаи, когда какая-то пивнуха в подвале отмечена на карте как бомбоубежище", – комментирует Пармёнов. При этом укрытия находятся не в каждом доме и разбросаны по городу.
Еще один проект, который, по задумке местных властей, должен защитить белгородцев от нападения ВСУ – линия оборонительных сооружений, которую называют засечной чертой. На ее строительство регион потратил почти 10 млрд рублей. При этом военные эксперты считают установку бесполезной.
"Как мы увидели на примере ситуации с заходом диверсантов, засечная черта не работает. Возможно, она остановит продвижение танков или бронемашин в случае масштабного наступления ВСУ. Но она ничего не значит для группы диверсантов в 100 человек, которая просто заехала через пункт пропуска и гуляет по территории региона, кошмарит людей, убивает военных", – говорит Пармёнов. К тому же, по его словам, линия укреплений построена на отдалении от самой границы и отрезает некоторые населенные пункты от "большой земли", оставляя их между Белгородом и Украиной. Засечная черта не сплошная: например, ее прерывает город Грайворон. "Если ВСУ начнут наступление, то войска смогут пройти по территории города и пойти дальше. Возможно, эта черта ничего не остановит", – рассуждает Никита Пармёнов. По его словам, вопросы об эффективности укрепления люди неоднократно задавали губернатору Гладкову, но четких ответов он так и не дал.
Подытоживая, Никита говорит, что разительных перемен в облике Белгорода он не видит. Город живет обычной жизнью. "Разве что количество людей на улице, как мне кажется, сократилось, и повсюду военные. В Белгороде никогда не было столько военных. В приграничных населенных пунктах военные вообще везде. Военная техника на улицах, военные в барах, ресторанах, военные в магазинах, военные везде. Думаю, там люди в большей степени, чем в Белгороде, осознают, где они находятся и что вообще происходит".
О непосредственной реакции жителей Белгородской области на события 22 и 23 мая, а также об эвакуации из поселков и беспилотниках в Белгороде Никита Пармёнов рассказывал в эфире Настоящего Времени:
"Далеко от фронта, что тут беспокоиться?"
Жительница Белгорода Алина (имя изменено по просьбе героини) говорит, что по ее ощущениям, "жизнь в городе изменилась кардинально: поуезжали знакомые, близкие, родные люди, дорогие сердцу друзья. Часто едешь по городу и видишь, как бахает что-то в небе, остаются следы от работы ПВО. Или просыпаешься ночью от того, что что-то бахает, какие-то хлопки". Алина живет в областном центре, но родом из Шебекино (города в шести километрах от границы). Там живут ее родные.
Отец Алины работает врачом "скорой помощи". На его рабочую смену пришелся один из сильных обстрелов Шебекино, случившихся осенью. "Все было очень серьезно. Папа оставил рабочую машину, чтобы убежать и спрятаться от обстрелов. Когда все закончилось, стали разбираться с последствиями, были раненые, пришлось кого-то ехать забирать", – вспоминает Алина. Рядом с домом ее знакомых – это было уже в Белгороде – упал снаряд, так что жителям пришлось эвакуироваться. "Другие знакомые, из поселка Новосадовый, приняли решение переехать. После одного из обстрелов у них ребенок просто замолчал на двадцать минут и смотрел в одну точку. Ему не было двух лет тогда", – рассказывает она.
Несмотря на это, Алина считает: большинство людей в Белгородской области уже привыкли к тому, что идет война. Однако некоторые ситуации (например, заход диверсантов 22 мая) все же "выбивают из колеи". "Если говорить про Шебекино, про мой родной город, то становится до мурашек обидно и тяжело, когда едешь по центру и видишь окна торговых центров, заставленные песком. Перестал работать рынок, где мы с мамой покупали продукты или вещи мне к школе. От этого такой холодный пот по спине", – говорит девушка. Она отмечает, что многие небольшие компании в регионе закрылись, но есть и те, кто адаптировался к ситуации и даже стал зарабатывать больше денег.
Люди стали более раздражительными, говорит Алина: "Мы можем чаще срываться на близких и просто окружающих людей. В нашем доме живут украинцы, которые уехали от того, что происходит у них в стране. Недавно в чате был очень странный разговор: люди стали выяснять, кто такие эти украинцы, зачем они тут вообще есть".
О своем отношении к войне она предпочитает не говорить. "Мы стараемся пореже поднимать эту тему. У каждого человека есть свое мнение, и противоположное мнение даже у друзей может вызвать негатив, ссоры. Сейчас это никому не нужно, нужно поддерживать друг друга и заботиться, – считает Алина. – Мне просто хочется, как и большинству моих близких и друзей, чтобы все это поскорее закончилось. Неважно, каким способом. Город, в котором я родилась, развиваюсь, находится в очень сложном положении и мало кто в других регионах понимает, в какой мы, простите за выражение, жопе".
Один из жителей Старого Оскола (около 120 километров до границы с Украиной) на условиях анонимности сообщил Настоящему Времени, что в его окружении большинство людей "спецоперацию" поддерживает.
"Оскол далеко от границы, что здесь произойдет? Раньше военных было много, но сейчас их вообще нет. Можно встретить максимум одного-двух в неделю, не то что раньше. Если посмотреть местные паблики, комментарии, то там тоже все поддерживают. Далеко от фронта, что тут беспокоиться?" – рассуждает он.
